Мы входим в большое темное пространство. Слева и справа, на уровне глаз, из стен торчат восемь одинаковых говорящих голов. Подойдите ближе, и вы услышите, что они говорят о биохакинге и крионике. В двух дальних углах, будто не обращая на нас внимания, возятся два существа: гуманоиды, один лысый, другой с обвисшей кожей. Внимание привлекает большой подсвеченный аквариум в центре комнаты, заполненный жидкостью молочного цвета. Внутри загадочная обнаженная фигура — женщина? эмбрион? В мутной жидкости фигура кажется призрачной. Затем она придвигается к стенке аквариума и становится хорошо различимой. Она прижимает ладонь к стеклу и, пока пузырьки воздуха вылетают из ее рта, смотрит нам прямо в глаза.
Я нахожусь в Double Helix, временной исследовательской лаборатории в полупустынной промышленной зоне на юге Германии. Здесь исследуют будущего человека: но не сумасшедшие ученые, а хореограф Нанин Линнинг и дизайнер Барт Хесс, нидерландские художники, которых объединяет увлечение биотехнологиями и тысяча квадратных метров пустого производственного помещения, временно находящегося в их полном распоряжении. В четырех комнатах они создали фантастический мир и населили его гибридными существами. По нему могут одновременно бродить пятьдесят посетителей. Я не верил своим глазам.
***
На большом блюде лежат, как две ложечки, две девочки-подростка. Они подсоединены к загадочному аппарату, стоящему в неглубоком водоеме. Изо рта у них торчат прозрачные шланги, прикрепленные к механическим легким. Со зловещим скрежетом эти легкие качают воздух — вверх, вниз. Девочки лежат и дышат, беспомощные и уязвимые. Их глаза закрыты, как у новорожденных котят. Лежащая сзади слепо гладит другую по волосам.
Образы у Линнинг и Хесса выходят мощными и, к счастью, неоднозначными. Мы видим целый спектр гибридных личностей — от мутировавших людей и животных-роботов до «существ», лишь едва напоминающих человека. И мы понимаем, что различия между людьми, животными и машинами постепенно стираются. Еще в 1985 году биолог и философ Донна Харауэй в своем «Манифесте киборгов» призывала получать удовольствие от намеренного пересечения этих границ. Киберорганизм — отчасти органический, отчасти искусственный — уникальное трансгрессивное существо. Любой, кто размышляет о статусе киборга, должен отказаться от ряда бинарных противоположностей, традиционно доминирующих в западном мышлении: человек/машина, человек/животное, мужчина/женщина, природа/культура, частное/общественное. Это удобные способы классификации мира, но они не соответствуют действительности.
Согласно Харауэй, идентичности очевидным образом «противоречивы, не завершены и стратегически важны». Не существует такой вещи, как естественный или подлинный человек. Поэтому киборг — это не персонаж футуристического фэнтези,
мы все киборги. Наши тела давно слились с технологиями, с нашими искусственными бедренными суставами, кардиостимуляторами, силиконом в груди и ботоксом в губах. Наш образ жизни полностью опосредован технологиями, благодаря всем переносным устройствам на нашем теле, от смартфонов и умных часов до наушников и мониторов сердечного ритма. Пройдет совсем немного времени, прежде чем биотехнологические инновации сотрут различие между биологической и искусственной жизнью. Любой зритель Double Helix осознает, что пределы человечества стремительно расширяются.
***
Из тени на освещенное пространство выходят два танцовщика. Дутые силиконовые костюмы искажают их натренированные тела, создавая округлые выпуклости в неожиданных местах. Они исполняют судорожный синхронный танец, как клонированные в лаборатории чистопородные животные, впервые выпущенные на свободу. Через несколько минут они исчезают в тени, из которой только что вышли.
Они напоминают мне появляющиеся в интернете фотографии китайских мутировавших собак-бодибилдеров. При помощи генной модификации этим животным удалили ген миостатина, что привело к безудержному мышечному росту. Наблюдая за массивными созданиями передо мной, я думаю еще об одной параллели между танцем и биотехнологиями: оба лелеют надежду расширить возможности тела. Танцовщики ежедневно занимаются в зале, чтобы преодолеть физические ограничения своего тела и бросить вызов гравитации. Современные ученые-биологи могут удалять генетические аномалии напрямую из ДНК или добавлять желаемые свойства. Обе дисциплины отказываются мириться с навязанными нам биологическими ограничениями и пытаются усовершенствовать человеческое тело. Можно сказать, что биоинженерия — это продолжение танца другими средствами.
Желание клонировать тело тоже не чуждо танцевальному миру. Традиционно танцовщиков учили выходить за рамки своей индивидуальности и сливаться в одно коллективное тело. Представьте себе классический кордебалет — корпус идентичных тел: одного роста, в одинаковых пачках, с идеально синхронными движениями. Но если для многих танцевальных трупп идеальное тело — всё еще норма, Линнинг и Хесс, кажется, очарованы несовершенствами. Их мир населен отщепенцами и мутантами, сверхлюдьми со значительными дефектами. Они поглощены собой и почти не замечают нас, наблюдателей. Кажется, что ни один из них не наделен богатой внутренней эмоциональной жизнью.
Подобное ощущение заставляет задуматься, не является ли эта лаборатория предупреждением. Однако Double Helix ни утопия, ни антиутопия — перформанс не показывает нам будущее идеальное общество или его обратную сторону. Это скорее то, что Мишель Фуко называл
гетеротопией: неоднородное пространство или контрпространство. Пространство, в котором разные реальности «одновременно и представлены, и опровергнуты, и перевернуты». Пространство, которое уже присутствует вокруг, но всё же остается чужим, потому что мы отказываемся его воспринимать. Место, которое играет с законами нашего воображения, которое проникает под кожу, открывая области удивления и критических размышлений.
***
Два танцовщика лежат, как движущиеся скульптуры, на черных плато, тесно переплетенные с механическими червеобразными существами. Еще одна женщина, кажется, сосуществует с горой ползающих «мидий», которые обволакивают ее тело, как вечернее платье. Она неподвижно лежит в этой шуршащей куче. На поверхности видны только голова и руки. Ее спина опасно изогнута, руки свисают назад, а глаза и рот широко открыты.
Double Helix разными способами заставляет нас перестать мыслить стереотипно. Это междисциплинарная лаборатория, выходящая за рамки танца, исследовательское пространство на стыке перформанса и выставки. Хотя центральное место занимают тела обученных танцовщиков, проект дает понять, что танец может быть чем-то большим, чем просто хореография.
С начала XXI века музеи всё чаще приглашают танец в свои стены. И всё больше хореографов ищут ответы на свои вопросы за пределами стандартных театральных залов с их иерархическим делением на сцену и публику. В Double Helix зритель волен свободно осваивать пространство, соответственно, у создателей меньше контроля над тем, куда направлен его взгляд, чем это было в традиционной театральной драматургии. Очевидно, эта свобода проявляется и в принципиально ином отношении публики: некоторые посетители совершенно не смущаются и держатся рядом с исполнителями или пытаются вызвать взаимодействие, другие же сохраняют критическую дистанцию.
Double Helix также носит
трансдисциплинарный характер: проект выходит за рамки искусства и стремится к сотрудничеству с такими научными дисциплинами, как робототехника и биоэтика. У проекта есть, например, контекстная программа с учеными и философами. Она вписывается в более широкую концепцию, согласно которой традиционное разделение между «точными» и «творческими» дисциплинами стало более размытым. Сейчас мы находимся посреди четвертой промышленной революции, в ходе которой роботы и искусственный интеллект берут на себя всё больше человеческих функций. Биотехнологические инновации будут всё быстрее и радикальнее стирать границы между биологической и искусственной жизнью. Создание гибридных групп из ученых, философов и художников поможет исследовать эти
злосчастные проблемы с разных сторон, за пределами профессиональных дисциплин.
Нам это необходимо, поскольку последствия биотехнологий слишком масштабны, чтобы их можно было оставить на усмотрение только ученых-биомедиков и крупных технологических компаний. Ученые по-прежнему слишком часто действуют в моральном вакууме, движимые исключительно «волей к знаниям». Технологические компании и фармацевтическая индустрия регулярно позволяют дивидендам своих акционеров брать верх над общими интересами. Как только появляется новое изобретение, знание о нем уже невозможно отменить. Как только первые приложения появляются на рынке, они тут же начинают работать на нормализацию новой технологии: наша мораль меняется вместе с технологиями, которые мы используем.
Линнинг и Хесс погружают вас в физический опыт, который заставляет задуматься о последствиях этих изменений. Поскольку авторы подходят к этому вопросу скорее аффективно, чем когнитивно, их влияние во много раз сильнее. Вот почему я возлагаю надежды по политизации технологий на художников и дизайнеров. Именно они создают для нас мощное видение будущего, которое стимулирует общественные дискуссии. И эти дискуссии давно назрели, на кону будущее человечества.
Яппе Грунендейк — философ, писатель и драматург. Он сотрудничает с Амстердамской школой искусств, где возглавляет магистратуру «Образование в искусстве» и преподает философию искусства. Он также театрально-музыкальный и танцевальный драматург.
Нидерландская версия этого эссе появилась в культурно-критическом журнале rekto:verso